Т. толстая соня рассказ
Жил человек — и нет его. Только имя осталось — Соня. "Помните, Соня
говорила…" "Платье похожее, как у Сони…" "Сморкаешься, сморкаешься без
конца, как Соня…" Потом умерли и те, кто так говорил, в голове остался
только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти
телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой
фотографией солнечная комната — смех вокруг накрытого стола, и будто
гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых
розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди
них тот, кто тебе нужен? Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже
просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь,
уносится вдаль их смех — догони-ка. Нет, постойте, дайте нас; рассмотреть!
Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить
воспоминания грубыми телесными руками, веселая смеющаяся фигура
оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со
стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу потеки клея от
мочального парика, н голубые стеклянные глазки соединены внутри пустого
черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова
перечница!
А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула
прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в
каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная,
и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути — в самый
неподходящий момент и, конечно, без предупреждения.
Ну раз вы такие — живите как хотите. Гоняться за вами — все равно что
ловить бабочек, размахивая лопатой. Но хотелось бы поподробнее узнать про
Соню.
Ясно одно — Соня была дура. Это ее качество никто никогда не
оспаривал, да теперь уж и некому. Приглашенная в первый раз на обед — в
далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, — истуканом сидела в
торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой, как
было принято — домиком. Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка.
Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины
лошадиные черты.
- А вы, Соня, — сказали ей (должно быть, добавили и отчество, но
теперь оно уже безнадежно утрачено), — а вы, Соня, что же не кушаете?
- Перцу дожидаюсь, — строго отвечала она ледяной верхней губой.
Впрочем, по прошествии некоторого времени, когда уже выяснились и
Сонина незаменимость на кухне в предпраздничной суете, и швейные
достоинства, и ее готовность погулять с чужими детьми и даже посторожить их
сон, если все шумной компанией отправляются на какое-нибудь неотложное
увеселение, — по прошествии некоторого времени кристалл Сониной
глупости засверкал иными гранями, восхитительными в своей непредсказуемости.
Чуткий инструмент, Сонина душа улавливала, очевидно, тональность настроения
общества, пригревшего ее вчера, но, зазевавшись, не успевала перестроиться
на сегодня. Так, если на поминках Соня бодро вскрикивала: "Пей до дна!" -
то ясно было, что в ней еще живы недавние именины, а на свадьбе от Сониных
тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками.
"Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто
это?" — спрашивала Соня у растерянного мужа, перегнувшись через его
помертвевшую жену. В такие моменты насмешник Лев Адольфович, вытянув губы
трубочкой, высоко подняв лохматые брови, мотал головой, блестел мелкими
очками: "Если человек мертв, то это надолго, если он глуп, то это навсегда!"
Что же, так оно и есть, время только подтвердило его слова.
Сестра Льва Адольфовича, Ада, женщина острая, худая, по-змеиному
элегантная, тоже попавшая однажды в неловкое положение из-за Сониного
идиотизма, мечтала ее наказать. Ну, конечно, слегка — так, чтобы и самим
посмеяться, и дурочке доставить небольшое развлечение. И они шептались в
углу — Лев и Ада, — выдумывая что поостроумнее.
Стало быть, Соня шила… А как она сама одевалась? Безобразно, друзья
мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее!
Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев
Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых
створок костюма, и рукава всегда слишком длинные. Грудь впалая, ноги такие
толстые — будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни.
Обувь набок снашивала. Ну, грудь, ноги — это не одежда… Тоже одежда,
милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно
соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была — эмалевый
голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда
переодевалась в другое платье — тоже обязательно прицепляла этого голубка.
Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные. Потом вот эту,
знаете, требуху, почки, вымя, мозги — их так легко испортить, а у нее
выходило — пальчики оближешь. Так что это всегда поручалось ей. Вкусно, и
давало повод для шуток. Лев Адольфович, вытягивая губы, кричал через стол:
"Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!" — и она радостно кивала
в ответ. А Ада сладким голоском говорила: "А я вот в восторге от ваших
бараньих мозгов!" — "Это телячьи", — не понимала Соня, улыбаясь. И все
радовались: ну не прелесть ли?!
Она любила детей, это ясно, и можно было поехать в отпуск, хоть в
Кисловодск, и оставить на нее детей и квартиру — поживите пока у нас, Соня,
ладно? — и, вернувшись, найти все в отменном порядке: и пыль вытерта, и
дети румяные, сытые, гуляли каждый день и даже ходили на экскурсию в музей,
где Соня служила каким-то там научным хранителем, что ли; скучная жизнь у
этих музейных хранителей, все они старые девы. Дети успевали привязаться к
ней и огорчались, когда ее приходилось перебрасывать в другую семью. Но ведь
нельзя же быть эгоистами и пользоваться Соней в одиночку: другим она тоже
могла быть нужна. В общем, управлялись, устанавливали какую-то разумную
очередь.
Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас
помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не
осталось, что вы! И столько было действительно интересных, по-настоящему
содержательных людей, оставивших концертные записи, книги, монографии по
искусству. Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца. Тот же Лев
Адольфович, негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга. Можно
было бы порасспрашивать Аду Адольфовну, но ведь ей, кажется, под девяносто,
и — сами понимаете… Какой-то там случай был с ней во время блокады.
Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то стакан, какие-то
письма, какая-то шутка.
Сколько было Соне лет? В сорок первом году — там ее следы обрываются
- ей должно было исполниться сорок. Да, кажется, так. Дальше уже просто
подсчитать, когда она родилась и все такое, но какое это может иметь
значение, если неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве,
где жила, что делала и с кем дружила до того дня, когда вышла на свет из
неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой.
Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В
конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда
сентиментальные стихи, не вовремя срывавшиеся с губ, как бы выплюнутые
длинной верхней губой, приоткрывавшей длинные, костяного цвета зубы, и
любовь к детям — причем к любым, — все это характеризует ее вполне
однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это — да!
уж что-что, а счастье у нее было.
И вот надо же — жизнь устраивает такие штуки! — счастьем этим она
была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в
молодости. Интересная женщина.)
Они собрались большой компанией — Ада, Лев, еще Валериан, Сережа,
кажется, и Котик, и кто-то еще — и разработали уморительный план (поскольку
идея была Адина, Лев называл его "адским планчиком"), отлично им удавшийся.
Год шел что-нибудь такое тридцать третий. Ада была в своей лучшей форме,
хотя уже и не девочка, — фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым
румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот.
Аде было даже неудобно, что у нее столько поклонников, а у Сони — ни
одного. (Ой, умора! У Сони — поклонники?!) И она предложила придумать для
бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то
причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея! Фантом
был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми,
поселен для переписки в квартире Адиного отца — тут раздались было голоса
протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? — но аргумент
был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня
дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть
совесть — у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же
ей ясно пишет, — Николай то есть, — дорогая, ваш незабываемый облик навеки
отпечатался в моем израненном сердце (не надо "израненном", а то она поймет
буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так
как долг перед детьми… ну и так далее, но чувство, — пишет далее Николай,
- нет, лучше: истинное чувство — оно согреет его холодные члены ("То есть
как это, Адочка?" — "Не мешайте, дураки!") путеводной звездой и всякой там
пышной розой. Такое вот письмо. Пусть он видел ее, допустим, в филармонии,
любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от
хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка. Он с трудом
узнал ее адрес. Умоляет прислать фотографию. А почему он не может явиться на
свидание, тут-то дети не помешают? А у него чувство долга. Но оно ему
почему-то ничуть не мешает переписываться? Ну тогда пусть он парализован. До
пояса. Отсюда и хладные члены. Слушайте, не дурите! Надо будет — парализуем
его попозже. Ада брызгала на почтовую бумагу "Шип-ром", Котик извлек из
детского гербария засушенную незабудку, розовую от старости, совал в
конверт. Жить было весело!
Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу.
Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл:
Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее
разбушевавшимся купидоном.
Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были
просто перлы, кто понимает, — Николай сравнивал Соню с лилией, лианой и
газелью, себя — с соловьем и джейраном, причем одновременно. Ада писала
прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих
резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: "Ты напиши ей, что она -
гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!" Нет,
Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его
одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять
платоническую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на
разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело.
Конечно, по вечерам Николай и Соня должны были в назначенный час поднять
взоры к одной и той же звезде. Без этого уж никак. Если участники
эпистолярного романа в эту минуту находились поблизости, они старались
помешать Соне раздвинуть занавески и украдкой бросить взгляд в звездную
высь, звали ее в коридор: "Соня, подите сюда на минутку… Соня, вот какое
дело…", наслаждаясь ее смятением: заветный миг надвигался, а Николаев взор
рисковал проболтаться попусту в окрестностях какого-нибудь там Сириуса или
как его — в общем, смотреть надо было в сторону Пулкова.
Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной
Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в
наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не
происходит, — надо
же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем
высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе
все-превсе: и что ей снится, и какая пичужка где-то там прощебетала.
Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней
рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное
украшение: белого эмалевого голубка. "Соня, а где нее ваш голубок?" -
"Улетел", — говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее
ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец,
обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и
отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня
клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо,
на край света.
Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным
ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без
возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется,
Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно,
угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как
автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного
Николаем, и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее
смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со
злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не
существовало.
Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада
копала рвы, думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она
съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из
обоев — там все-таки было немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все.
Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва
Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне
прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех
ненавидит, что Соня — старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте
вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю Дальше жить не хотелось. Она отперла
двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти,
и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата.
.
Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало,
во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как
уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой
душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок -
не больше.
Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть. Сквозь тот
черный декабрь письма не проходили или же шли месяцами. Будем думать, что
она, возведя полуслепые от голода глаза к вечерней звезде над разбитым
Пулковом, в этот день не почувствовала магнетического взгляда своего
возлюбленного и поняла, что час его пробил. Любящее сердце — уж говорите,
что хотите — чувствует такие вещи, его не обманешь. И, догадавшись,
что пора, готовая испепелить себя ради спасения своего
единственного, Соня взяла все, что у нее было -
баночку довоенного томатного
сока, сбереженного для такого вот смертного случая, — и побрела через
весь Ленинград в квартиру умирающего Николая. Сока там было ровно на
одну жизнь.
Николай лежал под горой пальто, в ушанке, с черным страшным лицом, с
запекшимися губами, но гладко побритый. Соня опустилась на
колени, прижалась глазами к его отекшей руке со сбитыми ногтями и немножко
поплакала. Потом она напоила его соком с ложечки, подбросила
книг в печку благословила свою счастливую судьбу и ушла с ведром
за водой, чтобы больше никогда не вернуться- бомбили в тот день
сильно.
Вот, собственно, и все, что можно сказать о Соне. Жил человек — и нет
его. Одно имя осталось.
…- Ада Адольфовна, отдайте мне Сонины письма.
Ада Адольфовна выезжает из спальни в столовую, поворачивая руками
большие колеса инвалидного кресла. Сморщенное личико ее мелко трясется.
Черное платье прикрывает до пят безжизненные ноги. Большая камея приколота у
горла. На камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг
изящно упал.
- Письма?
Письма, письма, отдайте мне Сонины письма
- Не слышу!
Слово "отдайте" она всегда плохо слышит раздраженно шипит жена внука,
косясь на камею.
- Не пора ли обедать? — шамкает Ада Адольфовна.
Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и
вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже
виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы — с бельем, с книгами, со
всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик,
перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и
прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и
что толку — приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее
самой было в жизни трудных дней? Скорее всего она бросила эту пачку в огонь,
встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного
света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов,
и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на
краткий | миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только
белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь
не берет.
Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка. «Соня, а где нее ваш голубок?» «Улетел», говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец, обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо, на край света. Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без возлюбленного, было бы бесчеловечно.
Нужны ли в наше время такие люди, как соня? (по рассказу т.толстой «соня»)
Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее разбушевавшимся купидоном. Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были просто перлы, кто понимает, Николай сравнивал Соню с лилией, лианой и газелью, себя с соловьем и джейраном, причем одновременно.
Ада писала прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: «Ты напиши ей, что она гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!» Нет, Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять платоническую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело.
Анализ рассказа т. толстой «соня»
Внимание
И все радовались: ну не прелесть ли?!» Соня все время находится в центре конфликта, с идеями и мыслями, которые идут вразрез с общественными (ее одежда, манера поведения: «А на свадьбе от Сониных тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками»). При помощи овеществления автор показывает, что люди, окружающие Соню, «используют» её в своих целях, как нужную вещь, но при этом подсмеиваются над ней, считают, что она некрасива («голова как у лошади Пржевальского»), глупа («Соня была дура»), снашивает туфли набок и не умеет одеваться. Но у Сони обнаруживаются необыкновенно полезные для общества качества: хорошо готовит, на нее можно оставить детей и квартиру.
Но мы понимаем, что она – своего рода резонер из классической драмы. Соня раскрывает двуличие «милейших» людей, ее устами, словно устами младенца, «глаголет истина».
Аргументы из литературы по направлению «человек и общество»
Важно
Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех ненавидит, что Соня старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю Дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата.
.
Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало, во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок не больше. Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть.
Анализ рассказа л. н. толстой «соня»
Нет, постойте, дайте нас; рассмотреть! Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками, веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу потеки клея от мочального парика, н голубые стеклянные глазки соединены внутри пустого черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная, и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути в самый неподходящий момент и, конечно, без предупреждения. Ну раз вы такие живите как хотите.
Татьяна толстая. соня (рассказ)
А как она сама одевалась? Безобразно, друзья мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее! Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные. Грудь впалая, ноги такие толстые будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни. Обувь набок снашивала. Ну, грудь, ноги это не одежда…
Тоже одежда, милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была эмалевый голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда переодевалась в другое платье тоже обязательно прицепляла этого голубка.
Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные.
Урок + презентация «каждый выбирает по себе» (по рассказу т.толстой «соня»)
Едким и коварным представляет автор группу «людей искусства», сам зная о нем не понаслышке. И в итоге это самое общество бесконечными нападками и травлей заставляет Мастера уничтожить своё прекрасное творение и доводит его до сумасшедшего дома. Он - больше не часть этого скверного сборища, и всем его социумом становится возлюбленная Маргарита, а душа обретает вечный покой.
- Любое общество непременно должно развиваться.
В комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» демонстрирует закостенелое фамусовское общество - сборище высокородных людей, жалкое и невежественное. Гости Фамусова, как гиперболизированные западники, немеют от восторга, когда к ним заезжают французики из Бордо, парижские модистки и безродные иностранные проходимцы. Им противопоставлен Чацкий, обличающий их пагубное поклонение западному миру и непринятие собственного пути.
Но существенную роль в решении студента сыграло и общество, погрязшее в нищете и грехах. Самого Раскольникова душила паршивая нищета, и он, восприимчивый к чужим страданиям, пошёл на страшное преступление. Больше ничего не имеет смысла в обществе, где главной ценностью стали деньги, простые бумажки, и все давно забыли про высокую мораль.
Простая девушка Соня Мармеладова становится на путь проститутки, чтобы заработать денег для семьи. А её отец, не думая о родных, пропивает всё в провонявших гнилью человеческих душ кабаках, в то время как увесистые толстосумы упиваются своим богатством, заработанным на жизнях простых людей.
Аргумент человек и общество т толстая соня
Рассказ построен на антитезе, проявляющейся на разных уровнях: пространственном (небо – квартира), временном: время в рассказе организованно очень плотно и четко (жизнь до войны противопоставляется жизни военной). Даже внешность Сони противоречива: «Грудь впалая, ноги такие толстые - будто от другого человеческого комплекта»; тонкая натура, но одевается безвкусно: «огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные». Несоответствие облика и личностных качеств и Сони (непривлекательная внешне, Соня наделена добрым и покладистым характером), и героев из компании (привлекательные негодяи, способные на подлость), Соня противопоставляется всей компании.
С самых первых строк рассказа мы понимаем, что рассказ печален, серьезен и даже грустен: «Жил человек – и нет его.
Ой, умора!У Сони поклонники?!) И она предложила придумать для бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея! Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? но аргумент был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть совесть у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же ей ясно пишет, Николай то есть, дорогая, ваш незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо «израненном», а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми…
Разделы: Литература
Образовательная цель:
- познакомить учащихся с понятиями «литература с модернистской доминантой», «жестокая проза», ее существенных признаков;
- развить умения и навыки анализа прозаического произведения: определение темы и идеи, особенностей изображения героев, изобразительно - выразительные средств языка произведения, сюжетно-композиционных особенностей текста, определение авторского отношения к изображаемому.
Подготовительный этап:
- Чтение рассказа учащимися 11 классов
- Подготовить тест по содержанию рассказа
- Подготовить сообщение о жизни и творчестве Т.Толстой, найти фотопортрет
- Определить особенности, «жестокой прозы» на основании рассказа «Соня»
- Разработать задания для групповой работы:
- Охарактеризовать главную героиню повести: портретная характеристика, как соотносятся внешний и внутренний облик героини, характеристика ее окружающими, отношение автора, символическое значение брошки. Значение переписки с Николаем. Вывод
- Ада Адольфовна в начале и конце рассказа. Ее портретная характеристика. Значение имени и отчества. Роль в жизни главной героини. Символическое значение брошки. Вывод
- Образ автора-повествователя. Его отношение к Соне и Аде. Время и пространство в рассказе (найти детали, передающие время и место действия). Проследить по годам жизнь Сони
- Анализ художественных средств рассказа.
Оформление:
- Портрет Т.Толстой
- Особенности направления «жестокая проза»
- Социально-критический пафос
- Предельно обогащенная погруженность в быт
- Видимое отсутствие «должного идеала»
- Отказ от учительства, назидательности
- Тема одиночества, душевной изоляции человека
Ход урока
Учитель:
Последние 10 лет не умолкают дискуссии о современной женской прозе, активно заявившей о себе в 1980годах. Появление на литературном горизонте таких ярких и разных писательниц, как Людмила Петрушевская, Татьяна Толстая, Людмила Улицкая, Виктория Токарева сделало актуальным вопрос о новом явлении «женская литература». Одной из основных тем современной женской прозы является тема «семьи» и тема любви. Сегодня мы будем говорить об особенностях творчества представителя не только женской прозы, но и представителя направления, которое в литературе называется «жестокая проза».
В центре рассказа «Соня» – две женские судьбы. Время действия - предвоенная пора, герои молоды, счастливы, полны надежд. Появление нового лица – Сони - вносит приятное разнообразие в их жизнь и обещает новое приключение.
Работа первой группы
Возраст – ровесница века – «в 41 году ей должно было исполниться 40….»
Внутренний облик: «Ясно одно – Соня была дура». Четыре раза на протяжении рассказа утверждается, что Соня – дура. В чем же заключается Сонин идиотизм? Незаменимость на кухне, швейные достоинства, готовность погулять с чужими детьми «торты накручивала великолепные». Соню любят дети.
Очень интересен набор лексических средств, передающих разговоры о Соне: «пользоваться», «перебрасывать», «разумная очередь». И это идиотизм? Окружающие бессовестно используют ее.
Интересно, а кто Соню называет дурой? (Это ее знакомые, общество, которое ее окружает)
Кто эти люди, которые ее окружают? Как характеризует их автор? («Интересные, по-настоящему содержательные люди», оставившие концертные записи, книги, монографии по искусству). Какие судьбы!
Что мы знаем о судьбах этих людей? Их имена? Что они написали? Названия книг и монографий (ничего не осталось в памяти)
Как характеризуется один из самых ярких представителей этого общества – Лев Адольфович? Значение имени.
Имя «Соня». Каково значение имени? Для русской литературы имя не случайно. Вспомните литературных героинь с таким же именем (Сонечка Мармеладова, Сонечка у Улицкой)
Что общего у этих героинь? (Бескорыстие, умение любить, готовность к самопожертвованию, не приспособлены к жизни, любят детей.) Софья - в переводе означает «мудрость». Почему же в рассказе 4 раза повторяется, что Соня - дура?
У Сони было единственное украшение – эмалевый голубок. «Голубь» означает благую весть о любви. Голубиная душа = невинность, наивность. Библейское значение: голубок с оливковой ветвью – весть об окончании всемирного потопа. Брошка для Сони - это часть души, самый ценный предмет ее жизни.
Что было самым чудесным в жизни Сони? (Ее эпистолярный роман с Николаем)
Кому обязана своим счастьем Соня? (Аде)
Была ли Соня счастлива?
Т.Толстая дарит Соне мечту, сказку. Но, как справедливо заметил А.Генис, «Толстая отнюдь не добрый волшебник, и сказки у нее с плохим концом. Мир страшен сам по себе. Жизнь изначально трагична уже потому, что подчиняется времени»
Вывод: за нелепой внешностью Сони таится чистая, возвышенная, романтическая душа.
2 группа
Ада Адольфовна - видимо, чуть моложе Сони. Ада- с древнеевр. - нарядная, украшенная. Первое, что поддерживает имя, это красота. В 1933 году она в своей лучшей форме: теннис, байдарки, поклонники, всегда первая. Какой мы видим Аду в начале рассказа? Портретная характеристика схематична:– «Женщина острая, худая, по-змеиному элегантная». Интересная женщина. Термин «змеиная» означает умение укусить исподтишка.
Из-за чего она решает начать переписку Сони и Николая? (Она мечтает наказать Соню)
Почему не хочет прервать Сонину переписку с Николаем? (понимает, что, отняв самую главную иллюзию- любовь к Николаю убьет ее)
Как живется Аде во время войны? («Копала рвы», съела все, что можно было, отвезла в братскую могилу отца, потом брата. Значение имени символично: Ада Адольфовна – от Адольфа Гитлера. Имя принесло ей, видимо, немало горя в годы войны.)
Символична брошка Ады («Большая камея приколота у горла, на камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг изящно упал»).
Вывод: За красивою внешностью скрывается «змеиная душа». Образы Сони и Ады противоположны в рассказе». Красота-явление преходящее.
Автор старается не показывать личного отношения к происходящему. Героиня сквозит в повествовании. Но автор не равнодушен к своим героям, через отдельные слова, фразы становится понятно, что он жалеет их, маленьких и беспомощных перед лицом судьбы. Автор - ироничный свидетель происходящего.
Время и пространство
Перечислите приметы времени и пространства. Время: до войны – война - послевоенное время: Ленинград, квартира Ады. Сквозной образ-Ада. Ее судьба соединяет время в единое целое. Детали описания блокадной жизни.
4 группа
Анализ художественных средств рассказа.
Т.Толстая утверждает, что в любом ее произведении есть фраза, которая является ключом к тексту и открывает суть ее произведения. Какая это фраза? В чем ее смысл? «Голубков огонь не берет»
Брошь - предметная деталь – превратилась в деталь символическую, она символизирует любовь, мысль о вечности и истинности любви. В пространстве и времени – любовь, красота души, добро – вечны.
Почему Т.Толстая называет рассказ именем Сони, а не Ады? (Потому что самое большое чудо в своей жизни – спасительную баночку с соком - Ада не заслужила).
По закону справедливости каждому воздается по его выбору, по его вере. Докажите это.
(В конце рассказа - Ада Адольфовна – 90 летняя парализованная старуха, она никому не нужна, она никем не любима.
Соня прожила свою жизнь счастливо, она осталась в памяти людей, спасла своего Николая от неминуемой смерти, ушла в небытие в самый счастливый момент своей жизни).
Соня идет с баночкой сока к своему Николаю. Кого она увидела? Кому отдала бесценную баночку сока?
А) материализовавшемуся Николаю?
Б) Соня приняла Аду за Николая?
В) Соня поняла, что это Ада, но это было уже не важно. «Она благословила свою счастливую судьбу и ушла за водой, чтобы больше никогда не вернуться»?
Домашнее задание
Написать эссе «В чем же заключается смысл человеческой жизни?»
Т.Н. Толстая занимает значимое место в современном литературном процессе. Это один из самых ярких авторов нового поколения. Толстая – представитель такого литературного направления, как постмодернизм. Рассказ «Соня» написан именно в постмодернистской традиции. Чтобы доказать это, нужно проанализировать композицию и идейно-тематическое содержание рассказа.
В первую очередь нужно обратить внимание на композицию рассказа. Рассказ начинается с рассуждений автора о времени. Что остается после человека? Для чего он живет? Над этими вопросами Толстая предлагает задуматься читателю. Затем повествование ведет очевидец. Писательница не боится доверить рассказ о жизни героинь другому человеку, не боится, что мы, читатели, поймем все неправильно. Это характерная черта постмодернизма. В таких случаях говорят: «автор умер». Только в конце рассказа автор появляется снова (разговор Толстой и Ад ы ).
Также необходимо обратить внимание на временное пространство рассказа .
На четырех страницах Толстая сумела рассказать о судьбах двух женщин .
Так лаконично и точно писать о судьбах своих героев умел только А.П. Чехов. Убедиться в этом можно, прочитав рассказы « Ионыч », « Крыжовник», «О любви».
Теперь обратимся к идейно-тематическому содержанию. Главные героини рассказа – Соня и Ада. В процессе создания женских образов Толстая использует множество художественных средств.
Образ Сони построен на антитезе. Ее непривлекательная внешность противопоставлена богатому духовному миру. Имя героини выбрано не случайно. У читателя сразу же возникают ассоциации с Сонечкой Мармеладовой. Главные черты Сони – бескорыстие, готовность к самопожертвованию: у Сони наивная, детская душа. Образ Сони Мармеладовой прекрасно проецируется на героиню Т.Н. Толстой.
В рассказе есть еще одна реминисценция творчества Ф.М. Достоевского: герой романа «Идиот» князь Мышкин и Соня Толстой. Князя Мышкина, идеального человека, окружающие считают идиотом; Соню, чистую, искреннюю девушку, называют «дурой». Ничего не изменилось со времен Ф.М. Достоевского. Искренность, доброту, наивность, бескорыстие принимают за «идиотизм», а человека, обладающего такими качествами, называют «идиотом».
Соня была бескорыстным человеком. Люди это знали и пользовались ею.
Уезжая в отпуск, уходя в театр, детей оставляли с Соней, зная, что, вернувшись, они найдут все в отличном состоянии. Соня прекрасно готовила, и это служило поводом для шуток ее знакомых. «А я вот просто в восторге от ваших бараньих мозгов!» - говорила Ада, а Соня поправляла: «Это телячьи ».
Характеризуя Соню, Толстая использует множество метафор. Самая яркая из них – «кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями». Соня часто ставила людей в неловкое положение. «Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?» - спрашивала Соня у мужчины в присутствии его жены. С одной стороны, все это характеризует ее как наивного, непрактичного человека. Но Соня не понимает, что допускает оплошность, потому что она сама никого не обманывает, никому не изменяет и не попадает в такие ситуации.
Соня готова на все ради любимого. Она расстается с единственным своим сокровищем – эмалевым голубком. Почувствовав, что Николай в беде, Соня бредет по улицам блокадного Ленинграда; она несет ему баночку томатного сока: «сока там было ровно на одну жизнь». Она спасает жизнь Аде-Николаю, жертвуя своей жизнью.
Вторая героиня рассказа – Ада. Э то полная противоположность Соне . Врезается в память точное сравнение, яркая характеристика – «по-змеиному».
Ада и внешне, и внутренне напоминает змею: «острая, худая, по-змеиному элегантная». Ада была в своей лучшей форме: «фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот». У Ад ы было много поклонников . Однажды она тоже попала в неловкое положение из-за Сони и решила ей отомстить . Для Сони был придуман тайный поклонник Николай , обремененный женой и тремя детьми , поселенный для переписки в квартиру Адиного отца . Раз в месяц Ада от лица Николая писала Соне любовные письма, а Соня, не подозревая о розыгрыше , поверила и всем серцем полюбила несуществующего Николая . В этом и заключался « адский планчик ». Со временем сообщникам Ады надоела эта затея, только Ада не бросала начатое. Началась война. Ни Соня, ни Ада не успели эвакуироваться. «И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало».
Ада похоронила отца, брата. «Она съела все, что было можно. Сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев». Эти художественные детали погружают нас в атмосферу блокадного Ленинграда, помогают нам почувствовать все ужасы и лишения этого периода. Ведь это не гипербола, а реалии жизни в блокаде.
Ада сожгла письма Сони, они «согрели ее скрюченные, окоченевшие пальцы». Благодаря Соне, ее баночке томатного сока, Ада выжила. Сейчас она восьмидесятилетняя старуха, которая не хочет слышать слова «отдайте». Кому нужна ее жизнь? Она умрет, и никто не вспомнит о ней, не скажет доброго слова.
В чем же смысл жизни? Как отвечает на вечный вопрос Т.Н.Толстая ? В любви, доброте, искренности, и не только любви мужчины к женщине, но и к детям, родным и близким. Символом любви, искренности, бескорыстия в рассказе является брошка Сони – «белый эмалевый голубок». У Ады не поднялась рука бросить в огонь голубка, «ведь голубков огонь не берет». Всегда на земле будут жить любовь и доброта, поэтому и в 19 веке, и в 20 веке, и во всех последующих останется «вечная Сонечка».
Если говорить о моем отношении к «Соне», то рассказ оставил неизгладимое впечатление. Будучи современным писателем, Толстая возвращает нас к классической русской литературе, ее ценностям. Язык Татьяны Никитичны своеобразен, способствует возникновению самых разнообразных ассоциаций у читателя.
У меня возникло желание более подробно познакомиться с творчеством писательницы, да и с литературой постмодернизма вообще. Постмодернисты «играют» с читателем. Разве литературная игра может оставить думающего человека равнодушным?
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Н. П. Беневоленская
РАССКАЗ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ «СОНЯ»:
ИЛЛЮЗИЯ НРАВООПИСАТЕЛЬНОГО КОНТРАСТА
Как известно, постмодернизм, в системе координат которого мир воспринимается как текст, как бесконечная игра и перекодировка знаков, предполагает прежде всего принципиальный отказ от попыток постулирования некоей универсальной и рационально постижимой истины. Постмодернизм отождествляет такое постулирование с опасностями утопизма и тоталитаризма. Всякая иерархия ценностей снимается, отрицается во имя сосуществования разных культурных моделей и канонов, самоценных, самодостаточных и несводимых друг к другу.
Соответственно, уже само по себе наличие в анализируемом тексте какой бы то ни было четкой и жесткой позитивной программы (не говоря уже о попытках навязать ее читателю) принципиально несовместимо с сущностью постмодерна. Автор, проповедующий какие-либо ценности и идеалы, может сколько угодно именовать себя постмодернистом, но на самом деле к постмодерну отношения не имеет.
Конечно, вышесказанное нуждается в существенной оговорке, которая принципиально важна для понимания художественной философии постмодерна. Да, истинный постмодернист отвергает иерархическое миропонимание и не станет внедрять в читательское сознание какие-либо доктрины, претендующие на универсальность и истинность, не будет никому навязывать собственные идеалы. Однако постмодернистское мироощущение вовсе не может быть сведено к индифферентности, и в тексте, как правило, присутствуют элементы такого рода «внедрения» и «навязывания» - только оно носит особый характер. Автор-постмодернист вправе развернуть любую проповедь, если потом, в рамках того же текста, она будет полностью дезавуирована. Всякое pro постмодернист должен нейтрализовать соответствующим contra.
И в этой связи обращает на себя внимание то, какую важную роль в системе координат постмодернизма как оригинальной культурной формации и психоидеологическом образовании играет принцип оксюморона. Постмодерную логику в целом можно определить как оксюморонную. Свойственное постмодернистским текстам отсутствие как позитивных концепций, так и обличительного начала нельзя объяснять каким-то особым равнодушием, безразличием их авторов к окружающей жизни. Даже поверхностное знакомство с этими текстами убеждает: постмодерн - мир сильных эмоций и больших страстей. Постмодернист, как правило, не скупится на позитивные и негативные оценки изображаемого. Парадокс, однако, состоит в том, что один и тот же объект подвергается и апологии, и развенчанию одновременно. Постмодерный текст чаще все© Н. П. Беневоленская, 2009
го имеет своей основой оксюморон - развенчивающую апологию (или апологетическое развенчание). Утверждение здесь не противоречит отрицанию, разрушение способствует созиданию, белое означает то же, что и черное, смерть тождественна жизни. Разумеется, речь идет не о намеренной игре по определенным правилам, не о технике письма, которой может овладеть каждый, а об органичном мировосприятии.
Во всех серьезных и авторитетных научных исследованиях и вузовских учебных пособиях, посвященных современному литературному процессу, Татьяна Толстая неизменно фигурирует в ряду писателей-постмодернистов, в связи с чем сплошь и рядом возникают противоречия и неувязки, ибо повторение тезиса о постмодернистичности Толстой не мешает критикам трактовать ее произведения в духе воспитательного морализма. В этом плане вне конкуренции оказался рассказ «Соня», в котором, по мнению большинства интерпретаторов, безусловно доминирует стихия однозначно определенных и завершенных авторских оценок и суждений. Если верить критикам, в «Соне» нет и намека на какую-либо постмодернистскую амбивалентность.
Основу сюжета составляет история о том, как главная героиня, Соня, наивное, чистое и романтичное существо, стала жертвой розыгрыша, задуманного и осуществленного злобной и безжалостной Адой Адольфовной. Ада и ее ближайшие приятели ради развлечения начинают писать Соне письма с признаниями в любви от имени несуществующего Николая. Страсть этого мифического воздыхателя может быть реализована исключительно в переписке, поскольку он, по замыслу мистификаторов, обременен женой и тремя детьми. Соня без малейших колебаний отвечает Николаю взаимностью, а вскоре клянется виртуальному возлюбленному, что отдаст за него свою жизнь. Переписка продолжается десять лет, развязка же наступает страшной блокадной зимой 1941 г., когда Соня спасает умирающую от голода, лежащую без сознания Аду, которую принимает за Николая, баночкой довоенного томатного сока, а сама вскоре погибает.
Текст рассказа действительно поражает нравоописательной ясностью и предельной однозначностью основных характеристик. В особенности это касается «по-змеиному элегантной»1 Ады Адольфовны и ее окружения. Инфернальные коннотации имени и отчества героини-интриганки отмечены практически всеми интерпретаторами, да и ее брат, Лев Адольфович (кстати, недвусмысленно и прямо, без всяких экивоков, названный в тексте «негодяем»2) характеризует план сестры как «адский планчик»3. План, разработанный и реализованный Адой при непосредственном участии брата и приятелей, и впрямь отличается откровенным, ничем не прикрытым цинизмом.
Сама же Ада, неслучайно названная «змеей»4, предстает как расчетливая эгоистка, благополучная и во всем преуспевающая хищница, привыкшая манипулировать людьми: «в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот»5. Окружающая героиню негативная аура становится особенно очевидной в финале, когда Ада Адольфовна предстает перед читателем девяностолетней старухой. Безусловно, знаково-символическим, ярко характеризующим агрессивность и жестокость, под знаком которых прошла вся долгая жизнь Ады, является изображение на дорогой камее, которой украшено ее горло: «на камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг изящно упал»6. Вся обстановка огромной, забитой до отказа продуктами и вещами квартиры, в которой живет Ада Адольфовна, свидетельствует о материальном благополучии, к которому героиня, по-видимому, всегда и стремилась в первую очередь: «Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и вазы, и всякие запасы: чай, варенье, крупы, макароны. Из других комнат тоже виднеются буфеты, гардеробы, шкафы - с бельем, с книгами, со всякими вещами»7. Престарелая Ада демонстративно
игнорирует просьбу рассказчицы отдать Сонины письма, после чего следует раздраженное разъяснение родственницы: «Слово “отдайте” она всегда плохо слышит»8. Да, именно так: эта «отъявленная эгоистка» всю жизнь стремилась только брать, ничего не отдавая взамен.
Итак, казалось бы, все предельно ясно: перед нами образ, однозначная негативность которого не вызывает ни малейших сомнений.
Однако на самом деле это не совсем так. Сомнения у внимательного читателя рассказа невольно возникают и связаны они с военным, а точнее блокадным, периодом жизни столь отталкивающей героини; именно этот период стал кульминацией и одновременно развязкой в долгой истории парадоксальной дружбы-вражды Ады и Сони.
Всей логикой повествования читатель подготовлен к тому, что и в годы войны циничная и расчетливая эгоистка Ада Адольфовна сумеет с привычной змеиной ловкостью окружить себя благополучием и комфортом где-нибудь в глубоком и безопасном тылу. Хорошо известно, что такие люди, используя связи и деньги, вовремя, еще до того как сомкнулось кольцо блокады, покинули обреченный Ленинград. Впрочем, даже и в блокадных условиях хищники, вроде Ады, отнюдь не бедствовали, но наслаждались изобилием продовольственных и прочих благ. Более того, многие из них сумели успешно обогатиться на народном горе.
Именно на подобный поворот сюжета и настраивает читателя весь, казалось бы, недвусмысленный ход рассказа. Тем неожиданнее оказывается лаконичное описание того, как на самом деле сложилась жизнь героини осенью и зимой 1941 г.: «Ада копала рвы, думая о сыне, увезенном с детским садом <... > Она съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев - там было все-таки немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все. Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом <. . . > Ни Аде, ни Николаю дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата»9.
Все, что мы знаем из обширной исторической и мемуарной литературы, посвященной блокадной поре, позволяет уверенно утверждать: расчетливые благополучные циники, обладающие обширными номенклатурными связями хищники (а именно таким человеком, на первый взгляд, и предстает в рассказе Ада Адольфовна) под разными предлогами (например, покупая или доставая поддельные медицинские справки) уклонялись и от военной службы, и от любых общественных работ. Между тем Ада копает танковые рвы, непрерывно думая при этом не о себе любимой, что было бы естественно для законченной эгоистки, но о сыне. И далее героиня демонстрирует отнюдь не прагматизм и меркантильность, не эгоистическую жалкую истеричность, но силу духа и мужество. Ада не спекулирует на рынках, не строит свое благополучие на чужой беде, как можно было бы от нее ожидать, но, подобно сотням тысяч ленинградцев, варит бульон из обоев и обуви. Когда отец героини и ее брат умерли, она, полуживая от голода, отвезла их на санях в братскую могилу, не прибегая к услугам похоронной команды. Исчерпав все человеческие силы и возможности, героиня принимает решение умереть и ведет себя в этой ситуации все так же мужественно и благородно.
Конечно, можно попросту проигнорировать блокадный этап жизни героини (а он, несомненно, является важнейшим элементом сюжета), как поступили многие интерпретаторы, но в таком случае о сколько-нибудь объективном анализе рассказа не может быть и речи. Очевидно, необходимо признать, что ощущение морализаторской прямолинейности, которое возникает при первом знакомстве с текстом, обманчиво и ил-
люзорно; на самом деле противостояние Сони и Ады носит гораздо более сложный и противоречивый характер, чем кажется на первый взгляд.
И в этой связи обращает на себя внимание зачин «Сони», где рассказчик (точнее, разумеется, рассказчица) рассуждает о невозможности сколько-нибудь адекватного литературного отображения реальной действительности, в особенности если речь идет о давно прошедших временах: стремление «ухватить» лица и обстоятельства и перенести на бумагу неизбежно приводит к их деформации, в частности, к превращению живых людей в тряпичных кукол: «Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками. Веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу - потеки клея от мочального парика, а голубые стеклянистые глазки соединены внутри пустого черепа с железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой!»10. Рассказчица признает ограниченность своих творческих возможностей, вследствие чего многосложные натуры живых людей попросту ускользают от ее несовершенного изобразительного инструментария, подменяясь упрощенными схемами: «Ну раз вы такие - живите как хотите. Гоняться за вами - все равно что ловить бабочек, размахивая лопатой»11.
Сразу после этих любопытных рассуждений и начинается рассказ о Соне и Аде, образы которых кажутся столь прямолинейно-однозначными. Напрашивается резонное предположение, что роль зачина как раз и заключается в том, чтобы настроить читателя на скептический лад по отношению к любым характеристикам и оценкам, претендующим на окончательность и непреложность, ибо эмпирическая реальность живой человеческой личности всегда ускользает от безапелляционных определений, как бабочка ускользает от незадачливого ловца, вооруженного не сачком, а лопатой.
Вообще же, фигура рассказчицы и используемая ею повествовательная манера заслуживают самого пристального внимания. Перед нами нарратор, который буквально выставляет напоказ свою «ненадежность», постоянно признаваясь в крайне недостаточной информированности, причина которой - прискорбное отсутствие свидетелей и очевидцев давних событий, а также и дефекты собственной памяти. Вот одно из многочисленных сетований такого рода: «Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не осталось, что вы! <... > Какой-то там случай был с ней во время блокады. Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то там стакан, какие-то письма, какая-то шутка»12. Нарратор нисколько не скрывает, что строит свой рассказ на основе туманных слухов, подменяя невосстановимые факты собственными домыслами и фантазиями: «Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало, <... > ну и, кроме того, как уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой душе трудно: темно и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок - не больше»13.
Нарратор имитирует простодушие, демонстрирует готовность некритически воспринимать и ретранслировать чужие мнения и оценки, однако едва ли не все озвучиваемые им оценочные характеристики, якобы наивно-простодушные, на самом деле лукавы и окутаны тонкими нитями иронии. К тому же на разные лады повторяется в рассказе мысль о принципиальной ущербности и неаутентичности любой дескрипции: «напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками»; «читать в чужой душе
трудно: темно» и т. д. В таком контексте все претендующие на истинность суждения
начинают восприниматься как неокончательные или попросту ложные.
Основная, следующая непосредственно за зачином, часть произведения неслучайно начинается с оценочной характеристики, которая являет собой пример демонстративной безапелляционной однозначности: «Ясно одно - Соня была дура. Это ее качество никто никогда не оспаривал, да теперь уже и некому»15. Нет ни малейших сомнений в том, что данная характеристика главной героини, как будто претендующая на истинность, от истины бесконечно далека. Текст строится таким образом, что постепенно эта однозначная оценка оказывается полностью дезавуированной: читатель проникается уважением и любовью к самоотверженной идеалистке Соне, понимая, что она не более глупа, чем Дон Кихот или князь Мышкин. Развенчание «дуры» оборачивается апологией, но, впрочем, апологией специфической, разумеется, постмодерной: амбивалентная аура рассказа препятствует монологически-однозначному восприятию чего бы то ни было.
Однако разве не тот же самый принцип постепенного дезавуирования первоначальной, однозначно-прямолинейной, оценочной характеристики использован Толстой и при создании образа Ады Адольфовны? С самого начала настораживает явно избыточное количество деталей и подробностей, дискредитирующих эту героиню в глазах читателя, вплоть до того что инфернальные коннотации ее имени заботливо продублированы еще и в отчестве. Перед нами какое-то чудовище порока, злобная фурия. Обращает на себя внимание явное отсутствие сколько-нибудь серьезных причин для циничной мистификации: возникает впечатление, что изощренные издевательства над одинокой и безответной Соней обусловлены исключительно садистскими наклонностями Ады, ее иррациональным демонизмом. Автор рассказа как будто бы использовал для образа Ады Адольфовны одну только черную краску, подменив (очевидно, в воспитательноморализаторских целях) живого человека раскрашенной тряпичной куклой.
Внимательное и непредвзятое чтение текста помогает понять, что связанные с образом Ады авторские целевые установки бесконечно далеки от банального морализаторства. Как и в случае с настойчиво подчеркиваемой Сониной «глупостью», Адина «инфернальность» оказывается типичным проявлением редукционизма, подмены живой и бесконечно сложной человеческой личности убогой схемой.
Эпистолярная мистификация первоначально была задумана как занимательная игра, но постепенно все участники акции, вволю натешившись, потеряли к розыгрышу всякий интерес. Письма продолжает писать одна Ада, причем делает это она без прежнего агрессивно-насмешливого куража. Начатая для развлечения акция давно уже тяготит ее, но героиня упорно продолжает переписку. Почему? Обратимся к тексту: «Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется, Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно, угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного Николаем, и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало»16.
Можно ли утверждать, что перед нами по-прежнему интриганка, стремящаяся развлечься, повеселить приятелей и причинить боль несчастной романтичной дурнушке? Разумеется, нет. Очевидно, что Ада невольно стала заложницей ситуации. Она не может прекратить опостылевшую переписку, потому что бросить бедную Соню без возлюбленного «было бы бесчеловечно». Именно так главным регулятором поведения
циничной интриганки оказывается ни что иное как человечность, ибо отнять у Сони прекрасную мечту значило бы разбить вдребезги всю ее жизнь. Возможно, что настойчиво выставляемая напоказ, а потому всем известная (и никем не подвергаемая сомнению) «инфернальность» Ады Адольфовны - не более чем маска, под которой героиня прячет от окружающих свои подлинные глубинные свойства. Не исключено, что и злится она при этом не столько на Соню, сколько на саму себя. До конца объяснить поведение Ады только моральными соображениями и чувством долга вряд ли возможно. Чтобы по-настоящему органично войти в роль мифического Сониного воздыхателя и ощутить себя чувствительно-сентиментальным Николаем, необходимо было изначально обладать какими-то свойствами, присущими этому виртуальному персонажу. Неслучайно между двумя участницами переписки в конце концов возникла мощная духовно-психологическая связь, которую почувствовала не только Соня, но и Ада.
Так или иначе, но центральная коллизия произведения, связанная с парадоксальными взаимоотношениями Сони и Ады, никак не укладывается в узкие рамки нравоописательного контраста. В одном из отступлений рассказчица заявляет, что своим счастьем Соня всецело обязана Аде: «Было ли у нее счастье? О да! Это - да! Уж что-что, а счастье у нее было.
И вот надо же - жизнь устраивает такие штуки! - счастьем этим она обязана всецело этой змее Аде Адольфовне»17. При всей парадоксальности, эта мысль по-своему справедлива.
Соня - «романтическое существо»18, апологет и рыцарь прекрасной мечты. Основу рассказа составляет инвариантная для творчества Толстой ситуация конфликта между мечтой и действительностью. Что же отличает Соню от других многочисленных персонажей-мечтателей из произведений Татьяны Толстой? Во всех толстовских текстах герои, отвергающие пошлую реальность ради сладких грез, непременно испытывают горькое и болезненное разочарование и в результате, оросив слезами обломки своих мечтаний, принимают действительность такой, какая она есть. Соня - единственная героиня Толстой, которая сохранила верность мечте, не изменила ей, не разочаровалась, она уходит из жизни, жертвуя собой ради виртуального призрака, никогда не существовавшего мифического возлюбленного. Да, можно согласиться с тем, что у нее действительно было счастье. Ко всему прочему, самопожертвование ради призрака оказалось вовсе не бессмысленным - пытаясь спасти виртуального Николая, Соня сохранила жизнь реальной Аде.
Разумеется, перед нами яркий образец именно постмодернистской культуры, ничего общего не имеющей с традиционным морализаторским монологизмом. Создавая, в рамках игры с читателем, иллюзию нравоописательного контраста, Толстая сохраняет верность принципам полифонии и диалога.
1 Толстая Т. Женский день: Сборник рассказов. М., 2006. С. 85.
2 Там же. С. 86.
3 Там же. С. 87.
6 Там же. С. 92.
9 Там же. С. 90-91.
10 Там же. С. 83-84.
11 Там же. С. 84.
12 Там же. С. 86-87.
13 Там же. С. 91.
14 Надо отметить, что некоторые рецензенты с самого начала почувствовали, что нравоописательная ясность рассказа обманчива. Так, например, Ю. Рытхэу в послесловии к публикации «Сони» весьма проницательно отметил, что автор прячет свое подлинное лицо за различными нарративными масками: «Автор играет с нами, шутит и прячется, примеряя то одну маску, то другую. С начала до самого конца нам неясно, куда он клонит, что хочет рассказать, о чем собственно идет повествование» (Рытхэу Ю. Послесловие к публикации рассказа «Соня» // Аврора. 1984. № 10. С. 84).
15 Толстая Т. Женский день. С. 84.
16 Там же. С. 90.