Хаос и космос в тютчевской лирике. Что ныне - будет ли всегда?…

Идея хаоса. Представление о двойственном мире, – мире видимом, внешнем, представляющемся ясным и гармоническим, и мире хаотическом, о котором говорят грозные космические силы, слепые и страшные стихии и в природе и в человеке, – является одной из характернейших черт в художественном миросозерцании Тютчева . Проникая вглубь жизни природы, поэт за миром внешних явлений постигает их таинственную основу, именно – тот первоначальный хаос, который наш маленький мирок сознания окружает бесконечным океаном непознаваемого, стихийного, темного.

Федор Иванович Тютчев. Видеофильм

Прекрасная и мирная видимость внешнего мира есть лишь как бы «золотой ковер, накинутый над бездной» (стихотворение «День и ночь »). Но наступает ночь – и с мира благодатную ткань покрова, собрав, отбрасывает прочь... И тогда человек стоит лицом к лицу с беспредельным мраком, который говорит ему о тьме довременного хаоса, и чувствует, что его маленький мирок сознания есть как бы ничтожный островок в безбрежном океане, что он – над бездной, смыкающейся над ним...

И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ней и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!

Это сознание хаотического мира, представление о нем врывается в безмятежное чувство внешнего мира и смущает поэта. (См. статью Философская лирика Тютчева .) В безмолвии ночи он слышит «чуждый еженощный гул», который кажется ему гулом колышущегося хаоса, и он спрашивает

Откуда он, сей гул непостижимый?
Иль смертных дум, освобождённых сном,
Мир бестелесный, слышный, но незримый,
Теперь роится в хаосе ночном?

Хаос в человеке. Ощущение хаотических сил мира рождают – безмолвие и мрак ночи, в котором человек чувствует себя беспомощным и робким перед тайными силами мира, а также такие явления природы, как гроза, буря, ветер, при чем, если человеку доступно ощущение хаоса, то только потому, что в душе самого человека есть тоже какие-то тайные, неведомые ему самому силы. Человек не всегда волен над собой, порой со дна его души встают темные влечения, порой им овладевают слепые инстинкты, и тогда нарушается стройность и цельность жизни, кончается власть сознания, и в жизнь человека вторгаются те самые темные и стихийные силы, присутствие которых чувствует он в мире хаоса.

Есть тайное единство между этими хаотическими силами и миром человеческой души. Вслушиваясь в завыванья ночного ветра, поэт чувствует, что дикие звуки разбушевавшейся стихии будят в нем какие-то неясные отклики, словно воспоминание о «древнем родимом хаосе», что родственное нечто этой стихии рвется из его груди и «с беспредельным жаждет слиться». И он пишет свое стихотворение о ночном ветре, одну из бесценных жемчужин его поэзии:

О чём ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно?
Что значит странный голос твой,
То глухо жалобный, то шумный?
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке
И ноешь, и взрываешь в нём
Порой неистовые звуки?
О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди
И с беспредельным жаждет слиться...
О, бурь заснувших не буди:
Под ними хаос шевелится!..

В статье о поэзии Тютчева философ Владимир Соловьев так определяет хаос: «хаос, т. е. отрицательная беспредельность, зияющая бездна всякого безумия и безобразия, демонические порывы, восстающие против всего положительного и должного, – вот глубочайшая сущность души и основа всего мироздания. Космический процесс вводит эту хаотическую стихию в пределы всеобщего строя, подчиняет ее разумным законам, постепенно воплощая в ней идеальное содержание бытия, давая этой дикой жизни смысл и красоту. Но и введенный в пределы всемирного строя, хаос дает о себе знать мятежными движениями и порывами».

Двойственность человеческой души. В человеческой душе также есть это демоническое начало, это «наследие роковое», жизнью человека слепо и безумно играют страсти, и отсюда в мире – страдания, обиды, слезы, злоба, эгоизм, власть слепого и темного мира над миром сознания. Тютчев указывает на трагическое совмещение в нашей жизни – любви и гибели любимых людей, поэт говорит о жестокости нашей любви, которая тоже есть стихия, часто владеющая нами против нашей воли. «О, как убийственно мы любим, – восклицает поэт, – как в буйной слепоте страстей – мы то всего вернее губим, – что сердцу вашему милей!»

Поэт указывает также на роковую близость любви и самоубийства, к последнему приводит слепая и безумная игра страстей, так что в человеческой жизни скрывается также это темное хаотическое начало, и часто вместе с человеком оно врывается в безмятежную стройность внешнего мира и нарушает ее. Человек не вносит с собой гармонизирующей ноты в мир природы, но, наоборот, обнаруживает между нею и собой разлад, о котором скорбит поэт. Так, он рассказывает, как присутствие человека нарушило мирный сон забытого дворца, словно в святилище вошел непосвященный, и поэт называет человеческую жизнь «с её мятежным жаром» – «злою жизнью». Гармония есть во всем в природе, говорит он в другом стихотворении («Певучесть есть в морских волнах»), и только человек вносит с собой разлад, дисгармонию. Человеческая душа как бы обречена на роковую двойственность жизни, она – «жилище двух миров», мира земного, хаотического, и мира духовного; но в ней есть вечное стремление к идеалу небесной чистоты.

О, вещая душа моя,
О, сердце полное тревоги,
О, как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия!..

Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые, –
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.

Мир природы и человека в восприятии Тютчева не завершен, он находится в состоянии мучительного творческого развития. Это развитие в философской лирике Тютчева протекает в борьбе двух универсальных состояний бытия - хаотического с космическим. Хаос воплощает стихию бунта и разрушения, космос - стихию примирения и гармонии. В хаосе преобладают демонические, в космосе - божественные энергии. Борьба между ними еще не закончена, поэтому порядок и организация в мире - «златотканый покров», под которым дремлют до поры силы разрушения:

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них!

(«Последний катаклизм»)

Однако борьба космоса с хаосом наиболее интенсивна не в природе, а в общественной жизни и душе человека. Тютчев остро чувствует узость и тесноту тех индивидуалистических форм, в которые начинает укладываться жизнь буржуазной Европы. Новый миропорядок не только не усмиряет, но даже возбуждает хаотические стихии в общении между людьми, угрожая им новыми потрясениями. В стихотворении «День и ночь» этот взрыв совершается в столкновении дневных, космических с ночными, хаотическими стихиями бытия:

На мир таинственный духов,

Над этой бездной безымянной, Покров наброшен златотканый

Высокой волею богов. День - сей блистательный покров...

Но дневная жизнь современного человечества не в состоянии УТОЛИТЬ его тоску по иным, более свободным формам общения. Эти неудовлетворенные потребности тревожат человека, ищут выхода. И как только «благодатный покров» дня поглощается ночным мраком, выходит на поверхность и обнажается неохваченная космосом темная бездна с ее «страхами и мглами», с ее непросветленной, таинственно-разрушительной глубиной:

Но меркнет день - настала ночь;

Пришла - и с мира рокового

Ткань благодатную покрова,

Сорвав, отбрасывает прочь...

И бездна нам обнажена

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ей и нами -

Вот отчего нам ночь страшна!

Современная цивилизация непрочна и хрупка, она не в силах высветить душевные глубины человека, подсознательные их недра остаются темными, неупорядоченными, хаотическими. Угрожающая власть их над душою человека особенно глубоко переживается в моменты ночной бури, когда разыгрываются и в самой природе дикие, стихийные силы:

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь безумно?..

То глухо жалобный, то шумно?

Понятным сердцу языком

Твердишь о непонятной муке -

И роешь и взрываешь в нем

Порой неистовые звуки!..

Трагическое звучание в лирике Тютчева получает тема одиночества современного человека, наиболее глубоко раскрытая в стихотворении с латинским названием „Silentium" («Молчание»). Поэт сетует в нем на роковое бессилие слова, неспособного точно выразить живую мысль и чувство. «Приблизительность», грубость человеческих слов по сравнению с бездонной глубиною душевного мира обрекает человека на вечное одиночество:

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи,-

Питайся ими - и молчи.

Как правило, природа у Тютчева - это не пейзаж, населенный растениями, животными и людьми, а хаос и космос, в которых живут и действуют стихии воды, грозы, ночи, огня, дня, солнца, звезд, ветра, гор, представляющие собой самостоятельные силы мироздания. Тютчева интересуют не картины природы, доступные нашим чувствам, нашему созерцанию, а наблюдения над стихиями природы и ее закономерностями, внятные нашему разуму, нашим мыслям. Пейзажные образы представляют собой стихии бытия и первооснову художественного мифа о Вселенной.

Они, эти элементарные стихии, являются героями лирики Тютчева и аналогичны в его поэтическом мифотворчестве, с одной стороны, мифологическим вымыслам античной философии и литературы, а с другой - натурфилософским построениям Шеллинга и немецких романтиков. Недаром Тютчев прилежно вникал и в античность, и в современный ему романтизм. Но тютчевские образы индивидуальны, своеобразны, и их нельзя свести ни к античности, ни к немецкой романтической натурфилософии. Тютчев сближается с теми и другими в том, что созданная им художественная мифология реальна. Ему присуща поэтическая вера в божественную одухотворенность мироздания, в богоподобность природы. Он верит так, как верил в миф античный человек, он ощущает присутствие божества в природе, как его ощущали Гёте, иенские романтики, Жуковский, поэты-«любомудры». Иначе говоря, созданный им художественный миф о жизни Вселенной обрел для него достоинство реальности и не был условным. С его помощью поэт стремился познать сущность бытия, всеобщие законы, управляющие мирозданием.

В стихотворении «Осенний вечер» пейзажные приметы скупы, но в соединении с другими образами сливаются в картину определенного момента всемирной жизни. «Светлость осенних вечеров», как и другие приметы осени («зловещий блеск и пестрота дерев», «багряных листьев томный, легкий шелест», «туманная и тихая лазурь», «порывистый, холодный ветр», «ущерб, изнеможенье»), - все это не только самостоятельные и непосредственно предстающие взору признаки, а вечные сущности мироздания. Они открыты мысли, которая «видит», что перед нею

Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.

Доказательством этого служит то, что глазами мы никак не можем углядеть ни «улыбку увяданья», ни «божественную стыдливость страданья». Это означает, что Тютчев постигает борьбу стихий не как детали пейзажа, детали обстановки, а в качестве самостоятельных сил мироздания. От явлений природы он сразу переходит к ее законам.

В качестве таких фундаментальных законов, которым подчиняются элементарные стихии и которые сами же их формируют, по мнению разных исследователей, выступают у Тютчева характерные противоречия. Одни называют «хаос - космос», другие - «день - ночь», третьи - «небо - земля». Например, Ю. М. Лотман полагает, что таким фундаментальным противоречием является оппозиция «бытие - небытие», которая варьируется и принимает вид других оппозиций: «смерть - жизнь», «океан (бездна) - человек», «север - юг». При этом одни и те же образы-понятия могут иметь в разных стихотворениях противоположные значения - положительные смысловые оценки меняются на отрицательные. В одних стихотворениях «день», на который наброшен покров, означает ложное, иллюзорное бытие, ночь - истинное, подлинное. Стало быть, днем идет ненастоящая жизнь, скрывающая первооснову мира - «бездну», а ночь, срывая покров, обнажает хаос и дает почувствовать человеку всю хрупкость его существования, всю беззащитность его и человеческого общества перед открывшейся игрой могучих стихий («День и ночь»). Человеческая душа напрасно уверена, что живет днем полнокровной жизнью, на самом деле она прикоснулась к поверхности бытия, тогда как ночью, наблюдая буйство стихий, она убеждается, что величественная, грандиозная и достойная человека жизнь проходит за пределами дня. Дневная жизнь - мелкая, суетливая, наполненная ничтожными заботами. Лирический герой Тютчева с горечью осознает, что днем «грустно тлится жизнь», что она уходит «дымом», сам он «гаснет в однообразье нестерпимом». Ночь дает Тютчеву масштаб подлинно напряженной, величественной и возвышенной жизни, и его лирический герой готов отдать эту дневную жалкую жизнь за миг пламенной, яркой жизни, подобной той, какой живет могучая природа. Ночь открывает зрелище неподвластных человеку и не виданных им катастроф, катаклизмов и столкновений сил бытия, перед нечеловеческой энергией которых меркнут кажущиеся людям важными все их жизненные проявления днем. И вместе с тем ночь страшит человека, потому что ему не дано жить жизнью природы. День словно бы «придуман» божественной природой для того, чтобы не пугать человека, слабого перед мощью бытия, которая недоступна его разумению.

День (жизнь, космос, юг) в поэзии Тютчева окружен стихиями огня, света, наполнен солнцем, но в старости человек уже не может вынести «зноя» и жаждет укрыться в тень от палящих лучей солнца - новых идей и новых поколений. И тогда день превращается в ненавистного врага, в губительную и разрушительную силу («Как птичка, раннею зарей...»):

О, как лучи его багровы,
Как жгут они мои глаза!..

Поэт призывает ночь, которая, в свою очередь, набрасывает покровы на испепеляющий день:

О ночь, ночь, где твои покровы,
Твой тихий сумрак и роса!..

День у Тютчева («Безумие») не только скрывает подлинную жизнь, но и уничтожает все живое. Разум человека превращается в «безумье жалкое», которое в своей беззаботной веселости и простодушной наивности не понимает, что место обитания - «земля обгорелая», «дым», заменивший «небесный свод», «раскаленные лучи», «пламенные пески», «растреснутая земля» - губительно для жизни человека. И действительно, все чувствующее и понимающее исчезло, но безумие мнит себя истинным разумом, будто бы проникающим в существо природы. Оно исполнено «довольства тайного на челе», тогда как истина состоит в том, что жизнь природы для него наглухо закрыта. Огонь, солнце, свет выступают здесь силами разрушительными, но могут быть и стихиями благими.

Разными смысловыми значениями обладает и образ «ночи». Уничтожая границы дня и раздвигая пространство во времени, ночь раскрывает перед человеком всю полноту бытия и восстанавливает его связь с мирозданием. В стихотворении «Святая ночь на небосклон взошла...» лирическому герою жаль «дня отрадного, дня любезного», «золотой покров» которого «свила» ночь. И вот день, «как виденье», исчез, и человек остался беззащитен перед «бездной», «пред пропастью темной». У человека отнята опора как во внешнем мире, так и в душе. И тогда день «чудится» благим сном, в котором было «все светлое, живое». Но «в чуждом, неразгаданном, ноч-ном/Он узнает наследье роковое». Оказывается, его прародина - ночь, «бездна», стихия. Однако теперь, некогда ей причастный и родной, он слаб, хил и не готов предстать один на один с бездной бытия.

В другие минуты судьбы у человека возникает желание слиться с породившим его природным целым и обрести с ним единство даже ценой утраты «я». В стихотворении «Тени сизые смесились...», когда уже исчез день и еще не наступила ночь, к человеку приходит «час тоски невыразимой», и он ощущает единство с природой, с мирозданием, со всей Вселенной: «Все во мне, и я во всем!..» И это слияние с природой настолько безраздельно овладевает им, что он в молитвенном экстазе просит растворить его душу в душе природы.

Та же тема развита в стихотворениях «Весна», «Смотри, как на речном просторе...».

В стихотворении «Весна» первые признаки весны уже говорят своим «языком» о том, что она живет настоящим, и только им. И розы, и соловей наслаждаются расцветом жизни, которая «разлита», подобно «океану безбрежному». В такие минуты и человек хочет стать бессмертным и свободным, перестать быть «игрой и жертвой жизни частной» и отважно, невзирая ни на что, ринуться «в сей животворный океан».

Новый поворот той же мысли - в стихотворении «Смотри, как на речном просторе...», В конкретной пейзажной картине, которую наблюдает поэт,- льдины одна за другой из реки вплывают в море - он видит иную, метафизическую, символическую картину. Льдины плывут не просто в обычное море, а во «всеобъемлющее море». Этот эпитет свидетельствует не только о морском просторе, но и о способности объять, принять в свое лоно и растворить в себе льдины. Но, кроме того, это море бытия, море необъятной жизни. День и ночь в стихотворении уравнены, между ними нет противоречий, нет спора: они тают независимо от того, когда они плывут - ночью или днем. Не имеет значения и «индивидуальность» льдин - большие они или малые. Они равнодушны, безропотны, безразличны, подчиняясь одному неумолимому закону природы - влиться в море и раствориться в нем, стать стихией, слиться «с бездной роковой». Час их уничтожения есть час их торжества: «Утратив прежний образ свой», перестав быть льдинами, потеряв свою «индивидуальность», они станут «всеобъемлющим морем», обретут единство с родной стихией. Если это так, если в этом состоит закон природы, то не значит ли, что гордые претензии и амбиции человека во что бы то ни стало сохранить неповторимость своей личности, лелеять и холить свое «человеческое я», свою индивидуальность, считая ее превыше всего, есть лишь «нашей мысли оболыценье», противное установлениям природы? Не подобна ли наша участь судьбе всех обитателей Вселенной, принимающих новый вид, рано или поздно становящихся прахом и поглощаемых, объемлемых природой и матерыо-землей? Стало быть, есть нечто более возвышенное и более ценное, чем «я». Если это так, то бессмысленно роптать и отрицать истинное величие, состоящее в единстве с первородным целым. Но Тютчев не был бы Тютчевым, если бы глубоко не скорбел об утрате личного начала и не считал бы эту утрату трагическим актом.

Тем не менее от стихотворения к стихотворению в лирике поэта звучит мотив возвращения к исходному началу. Это начало понимается как бесформенный хаос, который открывается чувственному и мысленному взору ночью и в котором идет непрерывная борьба стихий, буйство разрушительных сил, неожиданно рождающих порядок, космос, наполненный смыслом, красотой и гармонией. Хаос в лирике Тютчева - разрушительная и созидательная бездна. В нем два нерасторжимо связанных начала, переходящих друг в друга. Ночной ветер доносит до лирического героя («О чем ты воешь, ветр ночной?..») безумные, пугающие, жалобные звуки, внятные сердцу, но непонятные разуму. В них скрыта «непонятная мука», вызывающая взрыв ответных звуков. Эти «страшные песни» «про древний хаос, про родимый» становятся «повестью любимой». Им, узнанным сердцем, «внимает» «жадно мир души родной»:

Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!..

Но человеку, в котором «бури» хаоса уснули, страшно снова очутиться в хаотической бездне и потерять свое «человеческое я». Однако в другом стихотворении - «Сон на море» - именно погружение в стихию хаоса рождает «сон», и лирический герой на фоне хаоса острее ощущает свою, словно выросшую из хаоса «грезу» - космос, упорядоченность, красоту, гармонию бытия и масштаб собственной личности. Так «две беспредельности» существуют слитно, без борьбы, и, не растворяя свое «я» в беспредельном, вбирают обе беспредельности в себя, и личность выступает центром их примирения и согласия:

Я в хаосе звуков лежал оглушен,
Но над хаосом звуков носился мой сон.
Болезненно-яркий, волшебно-немой,
Он веял легко над гремящею тьмой.

Из всего этого можно заключить, что хаос в тютчевской лирике таит в себе космос, и потому растворение личного начала в бесформенном и безличном хаосе еще не означает уничтожения в небытии, а предполагает «высший подъем духовных сил, упоение жизнью, сопричастность к полноте бытия», но с одним, правда, условием:если при этом обе «беспредельности» - хаос и космос - сливаются в личности, в «человеческом я». Если этого не происходит, то человек не чувствует гармонии в хаосе и лишен такого переживания.

Прежде всего необходимо установить, в каком смысле следует понимать слова хаос и космос в отношении поэзии Тютчева. Хаос, понятие окончательно оформившееся в древнегреческой философии, - это трагический образ космического первоединства, начало и конец всего, вечная смерть всего живого и одновременно принцип и источник всякого развития. Он неупорядочен, всемогущ и безлик. Космос же - это мироздание, понимаемое как целостная, упорядоченная, организованная в соответствии с определенным законом вселенная, живое, разумное существо, вместилище космического ума, души, тела.
Здесь же мы коснемся вопроса, связанного с определением поэзии Тютчева как философской лирики. Ведь если мы говорим о выражении в поэзии таких философских понятий как хаос и космос, то она становится сродни философии, но не может стать самой философией. Однако в лирике поэт выражает своеобразие своего художественного переживания не только в колорите своего творчества, но и в характере подбора и формирования определенного материала, то есть "нуждается в извлечении из мира всего, соответствующего своей натуре". Если этот материал пересекается с философской проблематикой, то можно говорить о философской лирике.
Но в философии и поэзии различается в первую очередь способ использования языка. В философском поэтическом произведении имеется не развитие мысли, не развернутая аргументация, ее подтверждающая, а ее обозначение, декларирование философемы, которая живописуется словом в поэзии, то есть дается комплекс мыслей в переживании, в эмоциональных, художественных, "ощутительных" образах. Содержание бытия открывается непосредственно через образы. Естественно, что без дарования поэта рифмованные строчки не будут представлять собой истинного художественного произведения.
Тютчев был поэтом, в творчестве которого соединились "величайшая яркость и обрисованность объективно-эпического момента поэзии, ее идейного содержания, с исключительной силой и богатством ее лирико-музыкального элемента". Первая черта лирических произведений Тютчева - "всеобщее предметное чувство", носящее космический характер. Это чувство имеет объективный и реалистический характер. Другой поэт мог бы ощущать все явления предметного мира в себе, полагать, что природа откликается на его настроения. Для Тютчева все чувства и настроения - проявления космического бытия как такового. Целостная жизнь, физические явления воспринималась им как жизнь самой природы, самих вещей, космоса, "как состояние и действие живой души". Природа для него есть сама по себе комплекс живых страстей, сил, чувств, а отнюдь не мертвый материал, который послушен воле художника:

Даже там, где основная тема произведения - явления личной внутренней жизни, они представляются поэту проявлением жизни всего космоса. Душевная жизнь ощущается им как область, входящая в порядок объективного бытия и подчиненная космосу, "внешний свет природы становится внутренним светом разума и сознания". У Тютчева душа "бьется на пороге как бы двойного бытия", порыв радости представляется как проникновение стихии в душу человека ("как бы эфирною струею по жилам небо потекло"), старческая любовь есть вечерняя заря на потухшем небе, страстное томление девушки - рождающееся сгущение атмосферы перед грозой, а слезы - "капли дождевые зачинающей грозы". Это не просто образы, а восприятие их подлинно космической природы, то, что было названо Франком "космизацией души" - перенесение в личную жизнь категорий космического порядка.
Следует подчеркнуть, что предметное чувство поэта направлено на природу как целое, и каждое проявление жизни для него есть символ великого и невыразимого космического целого, некого "иного" - космоса в философском смысле этого слова. Поэзия Тютчева делает конкретные впечатления жизни в ее целом предметом восприятия, художественным центром, вокруг которого расположены частные поэтические идеи. Здесь - своеобразная художественная "религиозная философия", проявляющаяся в общности и вечности ее тем. Времена года, день и ночь, свет и тьма, любовь, море, душа - все это у Тютчева предмет художественного описания в своей общей, стихийной природе. Даже отдельные переживания связываются с общим, вскрывается космическая сторона жизни. Это может достигаться как прямым указанием на присутствие высших сил (например, гроза - проявление демонических сил: "Одни зарницы огневые, / Воспламеняясь чередой, / Как демоны глухонемые / Ведут беседу меж собой…"), так и посредством эпитетов, зачастую парадоксальных - "звучные волны ночи, гремящая тьма, поющие деревья" и т. п., которые у Тютчева представляют собой "приемы классификации явлений, превращение разрозненных моментов в необходимые, внутренне согласованные обнаружения проявлений вечных начал космоса".
Осознание в творчестве всего как единого и признание в видимом духовного начала - это пантеизм. Однако само конкретное содержание жизни космоса мыслимо лишь на основе многообразия, и в лирике Тютчева необходимо присутствуют мотивы двойственного порядка. Действительно, при обращении ко всей его поэзии мы ясно видим, как эта двойственность пронизывает все ее содержание. Наиболее яркий пример - стихотворение "День и ночь":

День и ночь здесь - символы двух различных стихий космоса, светлой и темной, последняя же - олицетворение "бездны безымянной" - названа Тютчевым хаосом:

Жизнь космоса - борьба светлого космического начала с хаосом. Вселенское бытие здесь внутренне двойственно, свет и хаос связаны как день и ночь. И, что самое главное, не только светлое начало, но и хаос божествен, прекрасен и привлекателен. Это подтверждается и эпитетами: "родимый" хаос, "святая "ночь.

1. Образ окружающего мира в поэзии Тютчева.

2. Концепция темного и светлого начал.

3. Природа и космос.

Политический публицист, дипломат по вопросам взаимоотношений между Европой и Россией, член-корреспондент Петербургской Академии Наук – все это сочетал в себе великий человек Федор Иванович Тютчев. Широкому кругу людей он известен, прежде всего, как глубокий лирик, романтический поэт-философ, стихи которого узнают с первых школьных лет. Осмысление окружающего мира и принадлежность человечества к стройной гармоничной системе вещей – главный мотив в творчестве Тютчева.

Концепция космоса и хаоса в поэзии Тютчева представляет собой соединение образов мирового устройства и лирическое осмысление этих образов. Фрагменты философской мысли присутствуют практически в каждом значимом стихотворении, начиная от ранних лет творчества (10-40-е годы XIX века) и заканчивая последними его произведениями (60-е – начало 70-х годов XIX века). Тютчев не использовал слова «космос», хотя слово «хаос» встречается в его стихах достаточное количество раз, чтобы говорить о программном образе для поэта. Несмотря на отсутствие именно слова «космос», можно найти смыслы целого ряда поэтических образов и объединить их в этом концепте. Источник названий можем проследить в древнегреческой мифологии: космос – это мир, миропорядок, упорядоченная Вселенная, в противоположность хаосу. Хаос – изначальное состояние мира, некая «разверзшаяся бездна», из которой возникли первые божества. В обыденном смысле хаос понимают как беспорядок, неразбериху, смешение. Но для Тютчева хаос – это состояние природы и ее стихий, и именно из этого состояния все произошло.

Темное начало присутствует в душе, и это тянет человека к источнику хаоса, который поэт связывает с ночью, темнотой и бурной натурой:

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,

Он с беспредельным жаждет слиться!

О, бурь заснувших не буди -

Под ними хаос шевелится!

(«О чем ты воешь, ветр ночной?..»)

Наступает ночь, и солнце – «живая колесница мирозданья» – уходит с небес, и воцаряется хаос:

Тогда густеет ночь, как хаос на водах;

Беспамятство, как Атлас, давит сушу…

(«Видение»)

Ночь в стихотворениях Тютчева представляется временем откровений, когда человек способен отрешиться от дневной суеты и услышать голос природы, сообщающей ему свои секреты:

Мир бестелесный, слышный, но незримый,

Теперь роится в хаосе ночном?..

(«Как сладко дремлет сад темно-зеленый…»)

Море и буря – «две беспредельности», играющие в человеческой душе, сливающиеся в «хаос звуков».

По высям творенья, как бог, я шагал,

И мир подо мною недвижный сиял.

(«Сон на море»)

Природа как воплощение гармоничного порядка как раз и есть образ космоса, космического бытия мира, отделенного от мира, выстроенного человеческой рукой и разумом. Подсознательно человек понимает, что величие природы неизмеримо, и он лишь часть от целого:

Природа знать не знает о былом,

Ей чужды наши призрачные годы,

И перед ней мы смутно сознаем

Себя самих – лишь грезою природы.

(«От жизни той, что бушевала здесь…»)

Рассматривая концепцию хаоса и космоса в стихотворениях Тютчева, заметим, что поэт умел различать благородные стремления и пагубную гордыню. Осуждению подлежат те исследователи природы, которые…

не видят и не слышат,

Живут в сем мире как впотьмах,

Для них и солнцы, знать, не дышат,

И жизни нет в морских волнах.

(«Не то, что мните вы, природа…»)

Тем не менее, Тютчев восхищается способностью человека создавать собственный порядок вокруг себя, новый порядок. Но достойно похвалы то действие, которое не противоречит гармонии и законам природы. Поэт одобряет раскрытие тайн – естественную предрасположенность человеческой души:

Ты завесу расторг божественной рукой -

И новый мир, неведомый, нежданный,

Из беспредельности туманной

На божий свет ты вынес за собой.